27 лет назад, 17 марта 1991 года, состоялся единственный за всю историю существования СССР всесоюзный референдум, на котором гражданам тогда еще почти единой страны было предложено высказаться за сохранение Советского Союза как обновленной федерации равноправных суверенных республик.
В РСФСР, Белорусской ССР, Украинской ССР, Узбекской ССР, Казахской ССР, Азербайджанской ССР, Киргизской ССР, Таджикской ССР, Туркменской ССР были созданы центральные республиканские комиссии референдума, образованы округа, сформированы окружные и участковые комиссии. Против проведения на своей территории всесоюзного референдума высказались высшие органы власти Грузии, Латвии, Литвы, Молдавии, Армении и Эстонии; в них не были созданы центральные республиканские комиссии референдума. Тем не менее, голосование было проведено в Приднестровье, Южной Осетии и Гагаузии.
В референдуме из 185,6 миллионов (80%) граждан Советского Союза с правом голоса приняли участие 148,5 миллионов (79,5%); из них 113,5 миллионов (76,43%) высказались за сохранение обновленного СССР. Но в Москве и Ленинграде только около половины жителей проголосовали за Союз.
Почему позитивный результат референдума как выражение высшей воли советского народа не предотвратил распад СССР? Что происходило в стране в то время? Ответ на эти вопросы попытаемся найти вместе с участниками тех событий – депутатом Верховного Совета ПМР Андреем Сафоновым и деканом юридического факультета ПГУ Ильей Мильманом.
– Как возникла идея этого референдума? Какие события происходили в стране в то время?
Вспоминает Андрей Сафонов, депутат ВС ПМР: «Референдум о сохранении СССР, прошедший 17 марта 1991 года, я встретил, будучи народным депутатом Советской Социалистической Республики Молдова от 24-го «Димовского» избирательного округа. Я представлял тогда в общемолдавском парламенте Интердвижение «Единство», боровшееся за сохранение СССР. Незадолго до этой даты под давлением националистов из Народного Фронта, которые организовывали нападения на депутатов и их запугивание, большинством, помнится, всего в один голос, Верховный Совет принял решение: Молдова в общесоюзном референдуме не участвует.
Что должно было сделать руководство единой страны, честно исполнявшее свои обязанности? Только одно: арестовать всю тогдашнюю молдавскую верхушку, активистов националистических организаций и предать их всех суду (желательно какого-то специально изобретённого под этот случай Военного трибунала). А можно было бы прибегнуть к чёрному, но оправданному юмору. Например, укомплектовать некий Специальный суд также националистами, вменив им в обязанность судить своих товарищей. Уверен: одни горлопаны, которые почуяли бы настоящую железную руку Москвы, охотно отправили бы на расстрел или на «длительные сроки» своих вчерашних дружков по подрывной деятельности… Но открытое предательство со стороны именно Москвы, в лице Горбачёва, Яковлева, Шеварднадзе и прочих, дало «зелёный свет» на националистические мятежи во всех частях Советского Союза. Вот почему в такой обстановке для проведения референдума в Кишинёве была создана комиссия на общественных началах, куда вошёл и я.
Это означало, что обо всём: о бюллетенях, обустройстве участков для голосования (на предприятиях и в некоторых учреждениях), укомплектовании соответствующих комиссий и о многом другом должны были заботиться мы. Советских патриотов было много, несмотря на националистический террор с подачи властей Молдовы, поэтому комиссии были укомплектованы, а бюллетени доставлены из Москвы.
За несколько дней до голосования мы развернули все участки, которые только смогли открыть. Националисты отреагировали быстро и жёстко. На некоторые участки были совершены нападения с драками, избиениями голосующих и попытками отобрать и сжечь бюллетени.
Врагам СССР нужно было показать, что народ Молдовы якобы против Союза. Поэтому и решили мы свозить все бюллетени после голосования в Дом офицеров (на Бендерской). 17 марта там собрался весь наш штаб. Националисты бесновались по всему центру города, перекрыв движение транспорта. ТВ Молдовы транслировало их шабаши и фактически призывало к недопущению голосования кишинёвцев. Но сразу отметим, что свыше 110 тысяч жителей столицы ещё формально Советской Молдавии отдали свой голос на спасение нашей общей Родины. А тем временем Дом офицеров также заблокировали толпы ревущих «питекантропов» с налитыми кровью глазами и перекошенными от злобы лицами. Они пытались выломать двери и проникнуть в здание.
В ДО находился лейтенант с пистолетом Макарова и несколько солдатиков. Оружия при них я не заметил. Было ясно, что националистами получена установка разгромить штаб по проведению референдума и уничтожить или захватить все документы и бюллетени, дабы в Москве не могли вообще ни на что сослаться при обосновании сохранения Молдавии в составе СССР. Кто его знает, чем бы всё обернулось, если бы не удачный случай: на телефон в Доме офицеров позвонили с радиостанции «Маяк» и попросили дать комментарий на тему происходящего в Кишинёве. Поручили это мне, а я, наряду с фактурой о самом референдуме, рассказал о том, что националисты штурмуют наше здание. Как я потом слышал, репортаж прослушали и в руководстве Молдовы, после чего последовала команда прекратить попытки прорыва в здание и отойти…
Вечером мы решили, собрав все документы, какие были, перейти в здание Военной комендатуры на Пирогова. На военном «уазике» выехали со двора и рванули по улицам, уже частично свободным от толп и групп националистов. В Комендатуре мы пробыли несколько часов, а потом разъехались по домам. На следующий день несколько человек из нашего штаба, включая меня и коллегу-депутата Верховного Совета Молдовы Петра Шорникова, вылетели в Москву. Мы везли с собой самые значимые документы, а заодно встретились с журналистами, рассказав о том, что произошло в Кишинёве. Так были сорваны планы тогдашнего руководства Молдовы не дать провести референдум в республике.
Мы отлично видели, что высшее руководство Союза не собирается ни защищать патриотов СССР, ни сохранять страну. Для них трюк с референдумом был просто схемой выпустить пар для всех патриотов державы. Если бы было желание спасти Отечество, тогда это можно было сделать без всякого референдума через аресты всех подстрекателей к разрушению. Всего спустя несколько месяцев – уже после Беловежской пущи – Горбачёв открыто изменил Родине, «отрёкшись от престола», лишив, таким образом, всех патриотов командного пункта в лице института президентства СССР. Это был чёткий сценарий и сознательная измена. А Советская армия и спецслужбы, к сожалению, не решились на уничтожение предателей».
– Сегодня результаты референдума о сохранении СССР, в контексте изучения правомочности распада Советского Союза, становятся всё более актуальными и злободневными. Как сегодня оцениваются итоги тех событий?
Андрей Сафонов, депутат ВС ПМР: «Все те, кто работал на проведение референдума, до конца исполнили свой долг. Голосование народа Советского Союза показало, что огромное народное большинство – за спасение нашей страны. И я уверен, что рано или поздно, когда с общим изменением ситуации встанет вопрос о незаконности развала СССР, результаты референдума 17 марта 1991 года сыграют свою роль!»
Вспоминает Илья Мильман, декан юридического факультета ПГУ: «Нужно учесть, что это был первый и единственный референдум за годы советской власти. И его проведение было более чем актуальным. Это был март 91-го года, тогда парад суверенитетов уже начался. Но, на мой взгляд, решение о проведении референдума было принято поздно. Это надо было делать еще в 89-м году, когда сепаратистские настроения только набирали силу. А в 91-м при поддержке «центра» они, к сожалению, уже занимали определенные позиции. Спорна была и сама формулировка вопроса, который был вынесен на референдум. Однако мы дружно стояли на том, что, несмотря на спорность формулировки, это все же была возможность для граждан СССР высказать свою позицию.
На территории нынешнего Приднестровья референдум проходил в очень сложных условиях, потому что действующая молдавская власть отказалась на государственном уровне принять участие в этом референдуме. Хотя настроения, не только здесь, в Приднестровье, но и в Кишиневе, и в Бельцах, и в других городах и селах, были – «за участие». Но организовать нормальное проведение референдума смогли только на территории Приднестровья. В Кишиневе имели место провокации. К слову, тот факт, что на территории Приднестровья подавляющее большинство высказалось за сохранение Советского Союза, стал определенной базой и для наших последующих действий по созданию республики. Это было в тот момент, когда в роли сепаратистов выступило именно руководство ССР Молдова».
– Как оценивается значение этого референдума сегодня?
Илья Мильман, декан юрфака ПГУ: «При том, что работали националисты, при том, что целый ряд российских либералов и демократов в то время сделали все по максимуму для того, чтобы этот референдум вначале исключить, а затем сорвать, а затем нивелировать его результаты, все же подавляющая часть населения СССР была сторонником сохранения единого советского государства. По идее, это должно было стать базой для соответствующих решений государственной власти, в частности, Горбачёва, для сохранения союзного государства. К сожалению, этого сделано не было. Те отдельные шаги, я имею в виду события в Вильнюсе, в Тбилиси, носили локальный характер. Очень характерна позиция Горбачёва касаемо всех эксцессов, которые имели место на территории СССР. Он считал, что он не владел соответствующей информацией. То есть, все – без него. Это напоминает позицию на тот момент нашего местного «Горбачева» – Мирчи Снегура, который о событиях 92 года тоже якобы узнал случайно…»
– Какие же выводы?
Илья Мильман, декан юрфака ПГУ: «Этот референдум позволяет сделать определенные выводы. Для того, чтобы воля населения действительно стала основой для решения той или иной проблемы, необходима государственная воля. Причем воля эффективная, которая выражается в определенных действиях, чего не было в 91-м году. А сама идея возврата к СССР, во всяком случае в том виде, в котором он был, в сегодняшних условиях – это нереально. Если это вопрос отдаленной перспективы, то сейчас прогнозировать ничего нельзя».
Борис ЮЖНЫЙ.