Румынские войска заняли Бессарабию (кроме части Хотинского уезда), в самом начале 1918 года, под предлогом защиты населения от большевиков и, конечно, с благословения «Антанты». Были при этом сделаны официальные заверения румынского правительства, что королевские войска занимают русскую территорию только для восстановления порядка, потрясенного революционным движением, — в особенности захватами помещичьих земель и разрушением экономии.
Французская декларация о целях румынской оккупации
Было обещано, что войска ни в каком случае не будут вмешиваться во внутреннюю жизнь оккупированного края. Французский посланник опубликовал декларацию, в которой от имени представителей союзных держав извещал встревоженное бессарабское население, что единственная цель ввода румынских войск — восстановление в крае порядка и обеспечение ближайшего тыла румынской армии, тогда еще воевавшей на стороне союзников. Население Бессарабии, однако, видело, что румыны желают округлить «Великую Румынию». Бессарабцы пытались протестовать, остававшиеся в крае русские войска пробовали сопротивляться. Но то и другое было подавлено крутыми, жестокими мерами, и население, только что стряхнувшее с себя иго царизма, сразу попало в еще более невыносимые условия жизни.
Террор
Огнем и мечом прошли королевские румынские войска по Бессарабии, всюду насаждая такие порядки, перед которыми побледнели все злоупотребления царского режима. С первых дней оккупации в столице Бессарабии — Кишиневе, в центре города, во дворе здания духовной семинарии, где поместилась румынская комендатура, устроен был застенок, в котором пытали, секли розгами, расстреливали всякого подозреваемого во вражде к румынам. По доносам наводнивших страну сыщиков допрашивали под пытками и часто тут же убивали неугодных лиц. Так напр., убиты были 17 солдат Молдавского полка, отказавшихся от присяги на верность королю Румынии. Началась массовая высылка подозрительных румынам деятелей за Днепр, на Украину, и предательские убийства высылаемых по пути к Бендерской крепости и на Бендерском мосту.
В течение всего 1918 г. Днестр был полон трупами жертв румынского террора. Бендерский мост стал одним из кошмарнейших символов румынской оккупации. Здесь тайком, под покровом ночи, румынские жандармы расстреливали высылаемых из пределов Бессарабии и трупы казненных бросали в Днестр. Как это делалось, — показывает следующий пример.
Румынские власти распорядились выслать на Украину H.E. Гринфельд, видную социал-демократку, депутатку Сфатул-Церий. Отцу ее, благодаря большим связям, удалось добиться разрешения сопровождать дочь до границы. Жандармы повезли ее на автомобиле вместе с журналистом Врановым. За автомобилем жандармов следовал автомобиль с отцом и братом Гринфельд. Когда доехали до Бендер, провожающим было запрещено следовать дальше. Им было сказано, что высылаемых переведут под конвоем через мост и там отпустят, а для того, чтобы провожающие не беспокоились им привезут с украинского берега записку. Записка была привезена, но Гринфельд и Вранов исчезли бесследно. Отобрав от них записку, жандармы вернули их обратно на мост и расстреляли (28 янв. 18г.). Таким же способом была произведена «высылка» и многих других. Трупы в одиночку и группами, мужчин и женщин, со связанными руками и ногами, с привязанными тяжестями, долгое время выбрасывались волнами на украинский берег; по берегу бродили друзья и родственники без вести пропавших, стараясь опознать в изуродованных трупах близких людей. Но большая часть выбрасываемых трупов так и осталась неопознанной. А сколько трупов было выброшено на Бессарабский берег, — об этом знают только румынские жандармы.
Власти, конечно, отрицали эти убийства и даже лицемерно принимали меры к розыску исчезнувших высылаемых. Но в конце 1919 г. один из министров Бессарабии прямо заявил в заседании румынского парламента: «Бандитов и румынофобов мы топили и топим в Днестре, и еще охотнее топили бы в Днепре».
Румынофобы — э то все те, от которых можно было ждать протеста против аннексии Бессарабии, а «бандиты», конечно, — большевики или подозреваемые в большевизме. Сколько погибло их, едва ли когда-либо будет сосчитано. Особенно много погибло железнодорожников, которых румынские жандармы безжалостно топили в Днестре, — причем бендерских чуть не поголовно.
В то же время в деревнях и селах — безразлично в малорусских или молдаванских — начались жестокие расправы с крестьянами, принявшими участие в аграрных «беспорядках». Расстрелы стали здесь обычным делом. Порка назначалась за самые пустячные проступки. В Кронештах, напр., публично высекли женщин-торговок за то, что они но желали принять у румын леи по 50 коп., когда официальный курс их был 45 коп.
Среди неисчислимых расстрелов и экзекуций обычное внимание уделялось евреям. Так, в с. Единцах, без всякого повода, для развлечения румынского коменданта, в дни еврейской пасхи арестовано 13 евреев. Некоторые из арестованных были расстреляны в присутствии остальных, которых румынские солдаты заставили тут же рыть могилы.
Румынское правительство, по-видимому, опасалось, что державы Согласия затруднятся санкционировать захват Бессарабии, если он будет произведен открытым насилием, без соблюдения некоторых обязательных формальностей. Поэтому надо было устроить «волеизъявление населения», заставить его «добровольно» присоединиться к Румынии.
Добиться этого в данном случае было не легко. Единоплеменники румын — молдаване в Бессарабии составляют меньше половины (47 %) населения. Большая часть населения состоит из украинцев в деревнях, и русских и евреев в городах. Нечего и говорить — эта молдавская часть населения, связанная культурою и экономически с Россией, и в мыслях не имела присоединения к Великой Румынии. Но даже и сами молдаване, о которых румыны громко печалились, как об угнетенных зарубежных братьях, слышать, но хотели о своих освободителях, зная хорошо, как угнетается и эксплуатируется крестьянское население в Румынии. Крестьянское население Бессарабии но могло но знать о восстании, до которого доведено было несчастное крестьянство Румынии ң 1908 г., — восстание, которое буквально было потоплено в крови восставших, и для подавления которого была мобилизована вся румынская армия, сносившая целые села с лица земли артиллерийским огнем.
Ясно, что население Бессарабии, с точки зрения великорумыских вожделений, представляло материал самый неблагодарный. Тем не менее, румынское правительство не отступило перед задачей «самоопределить» этот материал по теории Вильсона и применительно к румынской практике.
«Сфатул-Церий» — Акт 27 марта 1918 г.
В Бессарабии уже существовал краевой совет, «Сфатул-Церий». Непризнанный большинством населения, этот совет, далее и по мысли его организаторов и вдохновителей, должен был явиться временным учреждением впредь до созыва бессарабского учредительного собрания.
Румынское правительство заставило «Сфатул-Церий» объявить 27 марта 1918 г. присоединение Румынии к Бессарабии.
Предварительно, по приказу главнокомандующего, были расстреляны несколько виднейших депутатов «Сфатул-Церий», стоявших во главе противников присоединения к Румынии. Весьма характерно, что почти все расстрелянные были молдаване. Опасаясь такой же расправы, вынуждены были бежать из Бессарабии, за малыми исключениями, все депутаты социалистических партий. Но и этого было мало. 27 марта помещение «Сфатул-Церий было окружено румынскими войсками; на здание были наведены пулеметы; в самое помещение «Сфатул-Церий были введены румынские солдаты. В этой обстановке депутатов заставили голосовать открыто и поименно. Тем не менее, крестьянские депутаты отказались от участия в голосовании по вопросу о присоединении, заявив, что «Сфатул-Церий» не уполномочен на решение этого вопроса. Остальные депутаты, частые напуганные, частью заранее подкупленные, вынести требуемое постановление.
Румынская печать не замедлила объявить присоединение Бессарабии результатом свободного волеизъявления населения, без всякого давления со стороны. Бессарабская печать, разумеется, безмолвствовала под давлением цензуры.
Как ни был терроризирован «Сфатул-Цэрий», однако он нашел необходимым обусловить присоединение к Румынии сохранением в крае земства и русских законов. Румынские власти нашли полезным для Европы, для Антанты и для Лиги Наций инсценировать новую комедию «самоопределения», настолько был велик страх перед последствиями «торжественного акта» 27 марта.
После долгого перерыва «Сфатул-Церий » был вновь собран, и ему приказано было 27 ноября 1918 г. вотировать «добровольный отказ от всех автономных прав, выговоренных актом о соединении. Депутаты, еще лучше, чем в марте месяце осведомленные о настроении населения и о румынских порядках—многие испытали эти порядки уже на собственных спинах, — покинули зал заседаний, и отказ от бессарабских «привилегий» вотирован был лишь 36 депутатами из 162; 40 депутатов опубликовали протест; остальные просто разъехались. Продажная румынская пресса объявила и это насилие новым актом свободного самоопределения бессарабского населения; и румынский режим водворился в крае не только на практике, но и «на законном основании».
Румынская администрация
Румынские власти не дожидались отказа «Сфатул-Церий» от автономных прав Бессарабии, чтобы завести на новой территории свои порядки и начать насильственную румынизацию края. Вскоре после оккупации в городах была введена румынская полиция, а в селах — румынская жандармерия. Во всех учреждениях постепенно был введен румынский язык, и служащие должны были принести присягу на верность румынскому королю; нежелающие присягать заменялись румынами. Школы, как городские, так и народные подверглись усиленной румынизации; выборный мировой суд был упразднен. Постепенно было упразднено и городское и земское самоуправление. На все русское начались гонения, — на русские вывески, русские афиши, русский театр, печать и т. д.
Нечего говорить, что все проблески свободной политической жизни были быстро уничтожены; печать взята под цензуру; социалистические партии ушли в подполье; профессиональные союзы были обречены на печальное существование, вследствие постоянных преследований.
Край наводнился массой румынских чиновников, военщины, жандармов, шпионов. Невысокий моральный и культурный уровень румынского чиновничества достаточно известен. Известно, что весь административный аппарат Румынии снизу доверху пропитан взяточничеством. Взятка служит нормальным дополнением к скудному жалованию чиновник. Без подачек обывателю нельзя ступить шагу. В Бессарабию попала, конечно, не лучшая часть чиновничества, а и весь этот жадный люд начал проявлять здесь свои административные таланты над беззащитным населением.
В деревне полными хозяевами стали румынские жандармы. Они реквизировали лучшие дома и обзавелись хозяйством, — награбленными у крестьян коровами, свиньями, домашней птицей. Каждый такой жандарм — маленький царек в своем участке; население должно ему безусловно подчиняться под угрозой жестоких телесных наказаний, назначаемых по своему усмотрению, — обыкновенно до потери сознания. На крестьян возложено в виде натуральной повинности, помимо снабжения такого царька всем необходимым, даже охрана его безопасности по ночам, для чего наряжаются караульщики с палками — другого оружия румыны крестьянам не доверяют.
Каждой военной румынской части, расположенной в Бессарабии, также дано в удел несколько деревень, где эта часть реквизирует для себя продукты. Эти реквизиция представляют неприкрытый грабеж крестьян, с применением против строптивых жестоких наказаний розгами. Вот типичная картина румынских приемов, разоблаченная в печати (Бесс. Бюллетень от 8/II 19 г.):
«Недавно, — пишет корреспондент, — в село Этулею, населенное преимущественно русскими старообрядцами, явился отряд румын, чтобы забрать еще ранее реквизированный хлеб. Хлеба у крестьян не оказалось. Румынский офицер настаивал на выдаче. Крестьяне ответили, что если румыны хотят забрать последний хлеб, то пусть берут также их жен и детей и кормят, ибо самим крестьянам их уже нечем кормить. В результате конфликта 17 крестьян было арестовано румынами. Их истязали в течение суток, а потом повезли под конвоем в село Волконешты.
В Волконештах арестованных этулейских крестьян продержали двое суток, при чем в несколько приемов жестоко избивали. Затем привезли их в Болград, в штаб 10 дивизии, и здесь снова стали избивать. Крики избиваемых были так ужасны, что даже видавшие виды, запуганные жители Белграда стали со всех сторон сбегаться к зданию женской гимназии, часть которого занимает штаб.
Другую часть этого же помещения гимназии занимают румынские правительственные курсы для учителей. Учащиеся и даже часть учителей-румын заявили, что не в состоянии заниматься под крики избиваемых. Однако, директор курсов отказался прекратить занятия, заявив: — «Если вы хорошие румыны, вы не должны обращать внимания на подобные неизбежные пустяки».
В конце концов избитые и искалеченные этулейцы были освобождены зa взятку в 17 тысяч руб.
В городах дело обстояло не лучше. Для иллюстрации приведем постановление Аккерманской городской думы от 18/XI—18 г.: «Наше городское управление в последние месяцы буквально осаждается пострадавшими от избиений, которые производятся агентами местной полиции и солдатами местного гарнизона над гражданским населением города и над родственниками лиц, подвергаемых арестам, без предъявления какого-либо определенного обвинения. Нашему городскому голове, в явный ущерб возложенным на него законом обязанностям, приходится тратить чрезвычайно много времени на ходатайства по делам этого рода, перед местной властью. В отношении неосновательных арестов городскому голове еще удается иной раз добиться успеха и достигнуть освобождения. но в отношении избиваемых граждан он оказывается совершенно бессильным помочь населению.
Неоднократные заявления его местной власти не давали, к сожалению, никаких положительных результатов. Избиения, порою чрезвычайно жестокие, угрожающие жизни и здоровью населения, стали заурядным явленном. Избиения практикуются как на улицах, так в особенности в полицейских участках, днем и ночью, как в отношении мужчин, так и в отношении женщин. Никакое заступничество городского самоуправления не в состоянии помочь населению, ибо такое заступничество всегда следует уже после избиения и оказывается поэтому совершенно бесполезным. Отдельными гласными указан в заседании думы целый ряд случаев для иллюстрации подобного печального явления. Так, между прочим, подверглись избиению следующие лица: доктор Александров, доктор Коган, доктор Хакам, гласный думы Садовский, старик Хармац, женщины Добровольская, Нейман, мясник Мазурек и др. Многие случаи избиения остаются неоглашенными, ибо население запугано и терроризовано. Избитые предпочитают скрыть факт избиения из боязни подвергнуться новым избиениям и истязаниям, или подвергнуться в виде мести другим видам репрессий и преследований.
Кроме того, констатированы многочисленные случаи самовольного отбирания на базарах отдельными сержантами или солдатами продуктов по чрезвычайно низкой таксе, не установленной и не утвержденной городским самоуправлением, при чем протестующие против такого насилия подвергаются избиениям и арестам». Протест свой дума довела до сведения местных и центральных властей и была распущена.
Пыталось защищаться и Аккерманское уездное земство. В частном совещании земельного собрания от 12 января 1919 г. оно сообщило префекту г. Аккермана и его уезда «перечень фактов», где в 21 пункте перечислены насилия, грабежи и вымогательства румынских войск и властей.
«п. 12. В начале декабря 1918 года в соло Александровку явился эскадрон румынских войск во главе с офицерами и начал избивать проходивших по улице крестьян под предлогом, что они не снимают шапок. Когда население в панике спряталось по домам, солдаты, спешившись, заходили во дворы, ловили птицу, свиней и пр., резали на дворах и грузили в наряженные от села подводы. Кроме того, из погребов и других помещений забирали сыр, вино, картофель и прочие продукты; запертые двери взламывались и у населения забирались также шубы, упряжь, белье, обувь.
«п. 13. Такой же набег 31 декабря был произведен в с. Ceменовке, где есть раненые и убитые.
«п. 14. Такой же набег произведен в начале января 1919 г. на с. Петропавловку, где у населения была отобрана часть хлеба и на наряженных ночью 40 подводах хлеб был отправлен на ст. Каушаны. Уезжая, солдаты угрожали явиться вновь и забрать и остальной хлеб.
«п. 15. Акцизный чиновник Староказачьего уч. Константинеско, объезжая участок, покупал лично для себя всякие товары за половинную плату» и т. д.
В приведенных двух официальных документах рисуется повседпевңый порядок румынского управления, который скоро привел в отчаяние не только население, но даже тех из румынизаторов, которых румынский шовинизм не отравил еще до потери всякой способности видеть и чувствовать окружающее. В этом отношении весьма замечательно признание писателя Александри, деятельного сторонника присоединения Бессарабии к Румынии, В речи, произнесенной в «Сфатул-Церий» через 9 месяцев после того, как это присоединение состоялось, он с горечью дал следующею характеристику установившегося в крае режима:
«В нашей стране стон стоит от края и до края; беззаконие, издевательство, глумление такие, каких, может быть, не было от века; время царского абсолютизма нам кажется чуть ли но раем»…
«Наша крестьянская масса, числом около 2-х миллионов человек, сплошь, поголовно до того возмущена политикой наших румынизаторов, что самым настоящим, самым искренним образом мечтает об отделении от Румынии; она готова присоединиться к кому бы то ни было, только бы отделиться от Румынии».
«Если от одного русского урядника стонала целая волость, то что сказать о 5–6 жандармах-румынах, которые расквартированы в каждом селе и которые не садятся за стол без того, чтобы куры с цыплятами не чередовались с утками и другой живностью. Если к этому прибавить 50 тыс. войск, которые живут вне закона и грабят все, что только попадет под руку, ведя правильную атаку оружейными выстрелами на сады и огороды мирных жителей, то будет понятна фраза, которая циркулирует в нашем обществе, что румыны за полгода русифицировали край в неизмеримо большой степени, чем русские за 106 лет»…
До какой степени доходит глумление над населением, показывают следующие случаи, также подтверждаемые официальными документами. Комендант местечка Единцы за то, что кто то из жителей ему не поклонился, приказывает надеть свою фуражку на шест и заставляет обывателей раскланиваться перед ней. Изданный по этому поводу приказ гласит:
«Каждый присутствующий должен остановиться на месте лицом к начальнику и с улыбкой на лице снять шапку до самой земли; для обучения населения этому и точного исполнения мол фуражка коменданта будет прогуливаться на палке, и все обязаны ее приветствовать».
Что этот случай — явление не исключительное, доказывает приказ, изданный летом 1919 года комендантом г. Бельцы: «Приказываю жителям, мужского, так и женского пола при встрече со мной и с моими офицерами сходить с тротуара, отступая на три шага на мостовую, и с веселым видом приветствовать нас. За неисполнение этого приказа виновные будут наказаны розгами трижды до потери сознания» (опубл. В «Бессарабской Правде» 13/VII 1919 г.)
Отношения между населением и румынскими властями
В начале ноября 1919 г. вс. Медвекоуцах (Хотинского уезда) был убит румынский солдат. Убийца бежал. За убийство были наказаны все жители этого села. Каждый домохозяин должен был уплатить 3000 рублей. При неуплате продавали все имущество. На погребение убитого солдата были созваны окружные священники в числе около 40 человек. Во время погребения местные поселяне должны были стоять па коленях в грязи, так как день был дождливый. По окончании погребения учителя, священники и другие приглашенные были поставлены в два ряда, и началась поголовная порка крестьян. По окончании порки румынский офицер обратился к священникам и учителям и сказал: «Объявите всем, что так будут наказаны жители всех сел, где будут обнаружены убийства румынских солдат».
В ноябре месяце 1918 г. были пойманы румынские солдаты при ограблении мельницы. Местные жители обезоружили воров и решили отправить их к коменданту. Но так как один из воров бежал, то он явился к коменданту ранее и заявил, что жители села Левинец избили невиновного румынского солдата. Была послана карательная экспедиция. Жители с. Левинец были выпороты розгами и около 30 человек заключено в тюрьму.
До сведения румынских жандармов дошло, что в местечке Секурянах еврейский мальчик сообщил четырем своим единоверцам, что в Бухаресте началась революция. Военный комендант потребовал к ответу тех, кому это было сообщено, и произвел над ними жесточайшую расправу. Когда жители местечка пришли просить о прекращении истязания, комендант предложил им написать об этом прошение и собрать под ним возможно больше подписей. Собрано было около 300 подписей. Тогда комендант вызвал всех этих лиц к себе, после чего они были окружены солдатами и над ними началась расправа: их заставили поднять руки кверху и палками наносили удары по ладоням, а затем последовала порка, и в течение целого дня в присутствии всего населения происходило это бесчеловечное глумление над мирными жителями.
В декабре 1918 года в г. Измаиле и его уезде были произведены жесточайшие расправы с населением, в связи с расклеенными на улицах Измаила прокламациями, приглашавшими взяться за оружия для изгнания ненавистных «цыган». На другой день появился приказ военного начальника уезда генерала Штербеско с такими требованиями к жителям: чтобы все должностные лица не выходили из дому, чтобы жители, проходя по улице нигде не останавливались, чтобы в гостиницах, открытых только с 11 до 2 часов дня, в одном помещении находилось не более двух лиц одновременно, чтобы богослужение в церквах не начиналось до прибытия туда жандармских чинов и совершалось бы только в их присутствии и т. д. Затем целый ряд лиц был подвергнут сечению и высылке «за Днестр».
Жаловаться на все эти безобразия не было никакой возможности. Лица, которым приносились жалобы, в лучшем случае только смеялись над наивными искателями справедливости, а иногда жалобщикам и серьезно доставалось, — их, напр., заставляли в комендатурах мыть полы, чистить сапоги румынским солдатам и терпеть всякие издевательства
Восстания
Доведенное до отчаяния и не находя ни откуда защиты, население местами оказывало сопротивление угнетателям чисто восстаниями и беспорядками. Все такие вспышки подавлялись с бесчеловечной жестокостью. Наиболее крупные размеры приняло восстание в Сорокском и Хотинском уездах в начале 1919 г.
Восстание началось в районе ст. Окница и м. Атаки, Сорокского уезда. Из этих местностей румыны были вытеснены с боем. Повстанческое движение распространилось на Хотинский уезд. Здесь небольшая группа крестьян в ночь на 10 января пыталась занять мосты на Днестре, чтобы можно было переправить в Бессарабию оружие, собранное и закупленное у подольских крестьян. Румынская батарея открыла огонь. Звуки орудийных выстрелов послужили сигналом для всего населения Хотинского уезда и оно, — кто с ружьем, кто с косой, — выстудило против румын. Pyмынские солдаты и жандармы, оказавшие сопротивление, были убиты, а сдавшие оружие взяты в плен. Хотин и окружающие его села оказались во власти повстанцев. Существовавший в Бессарабии национальный союз избрал из своей среды 5 человек, которые, под названием «директории», попытались организовать новую власть. Проживавшие в этой местности офицеры организовали штаб для ведения военных операций. В Хотин стали прибывать представители из разных сел и волостей с сообщениями, что восстание повсеместно и стихийно началось и что румыны изгнаны. Стали прибывать люди с просьбой о выдаче оружия. Женщины в деревнях организовали выпечку хлеба для повстанцев. Пленные румынскне солдаты и офицеры были заключены в тюрьму, а семьи чиновников были помещены в уездной земской больнице. Однако скоро стал ощущаться недостаток оружия, патронов и снарядов, обнаружилось, что помощи со стороны ждать неоткуда, появились румынские агенты, которые стали запугивать восставших. Многие начали уходить с фронта. Тем временем румыны подтянули сильные подкрепления и 20 января повстанцы были выбиты из Хотина и должны были скрыться за Днестр. Весьма характерно, что в восстании принимали участие и молдавские села. Уже на исходе восстания наиболее упорное сопротивление наступавшим румынским войскам было оказано молдавским селом Сталинешты.
За два дня до занятия румынами Хотина, население начало спешно эвакуироваться, бросая на произвол судьбы, насиженные места и ища спасения на территории Украины. По приблизительному подсчету, бежало до 50 тысяч человек.
При ликвидации восстания румынские войска проявили исключительную жестокость. За подавление восстания солдатам было обещано разрешение отбирать у населения все, что им захочется. Войска широко воспользовались этим разрешением, дочиста обирая все села, которые попадались им на пути, и не различая, кто действительно принимал участие в восстании и кто был в стороне. По направлению к Румынии потянулись целые обозы с крестьянским скарбом. Расправа с восставшими селениями была ужасна. Многие села совершенно уничтожены. Расстрелы производились сотнями, притом преимущественно стариков, так как молодежь бежала. В селе Долинянах, по просьбе оставшегося населения, священник вышел навстречу румынам с крестным ходом. Румыны бросились на крестный ход, шашками изрубили священника и открыли стрельбу по крестьянам. В лесу около с. Шароца румынский разъезд в доме лесника обнаружил до 60 женщин и детей, скрывшихся там, — поджег дом, в котором все укрывшиеся и сгорели.
После этих экзекуций Бессарабия затихла.
Пресса и общественное мнение.
Хотинское восстание послужило поводом к закрытию двух последних русских газет. Хотя и взятые под румынскую цензуру, газеты эти все-таки давали кое-какое освещение окружающего: вся грамотная Бессарабия болезненно почувствовала это новое румынское насилие. Как бы для того, чтобы это чувство ежедневно подогревалось, было предпринято на румынские деньги издание рептильного «Бессарабского Вестника», который писал, что румынские писатели Еменеску (?) и Аменандрику (?) в глазах всего мира стоят выше Достоевского и Льва Толстого и что Румыния — наследница Римской империи, имеющая поэтому исключительное право на Константинополь. Для обработки европейского общественного мнения печатались разные сообщения, свидетельствовавшие о довольстве населения румынским режимом, а открытые восстания доведенного до отчаяния населения назывались обычно подавлением выступления большевиков, — в простом и верном расчете, что буржуазный мир посмотрит сквозь пальцы на всякие зверства, если они направлены против ненавистного большевизма. В этом свете представлено было и Хотинское восстание. Официальное румынское сообщение о нем гласило: «Украинские большевистские банды в нескольких пунктах внезапно вторглись в Хотинский уезд. Некоторые жители, будучи подстрекаемы большевиками, сделали попытки присоединиться к ним. Подоспевшие наши войска, уничтожили большую часть этих банд и, по последним известиям, разрушено только несколько деревень, виновных в большевизме».
Лишенная своей прессы, не имея и других способов заявить о своем отношении к режиму возмутительного рабства, утвердившемуся в крае, Бессарабия лишь в социалистической партии Румынии и в социалистической прессе находит изредка сочувствие в своему отчаянному положению. В начале 1920 года социалистическая партия громко заявила в парламенте о своем возмущении бессарабскими порядками, и в знак протеста даже оставила зал заседания. Но, конечно, это не имело ни какого значении, так как парламент находится в руках крупных землевладельцев. Язык социалистической печати показывает, что социалисты приведены в отчаяние бессарабскими подвигами своих правителей. По поводу черного террора агентов полиции, обнаружившегося на одном из разбиравшихся в Яссах процессе против большевиков, газета «Socialismul» в сентябре 1920 года писала: «Процесс показал, что события в Бессарабии требуют энергичного вмешательства. Если положение не изменится, то остается прибегнуть к оружию, как к последнему средству, которое может подействовать на правительство. Мы кликнем клич за границу, где социализм пользуется достаточным авторитетом. Мы привлечем внимание всего мира к тому, что совершается в Бессарабии, и предадим огласке преступления правительства. Если это ни к чему не приведет, то мы обратимся непосредственно к народным массам».
По материалам издания ukrkovcheg